Юрий Герман - Чекисты [Сборник]
— Федор Иваныч, значит, ничего нового в присланных для Болдырева средствах тайнописи нет?
Высокий крупнолицый мужчина не спеша ответил басом:
— Обыкновенные средства. Для более серьезных агентов у них есть другие. А это так… — эксперт махнул рукой.
— Ну вот, значит, решим, — сказал Григорий Павлович. — Вы, Виктор Александрович, или вы, Игорь Семенович, берите завтра с утра машину, до начала работы езжайте к Болдыреву и привезите его сюда. Объясните, что для беседы…
Комаров не слушал Григория Павловича, торопливо что-то соображал.
— Понятно, товарищи?
— Нет! — сказал вдруг Комаров. — Я предлагаю не ездить за ним, а послать письмо с вызовом. Срок назначить с запасом. Я знаю этого типа. Он самолюбив, мнителен и труслив. Пускай сутки или двое помучается, пораскинет мозгами. Представляю, что с ним будет твориться.
— А если он повесится в уборной?
— Мы же госбезопасность, а не благотворительное общество. Раз напакостил — пусть переживает. Не волнуйтесь, он на себя руку не поднимет, а вот штаны раза два сменит.
— А если рванет куда-нибудь?
— Куда? За границу?.. Лично я хотел бы, чтоб он туда драпанул. Ему бы там всыпали. Более двух месяцев не брал тайник. И это он прекрасно понимает…
Когда эксперт и представитель прокуратуры ушли, Комаров невесело рассмеялся.
— Припоминаю, как дежурил у тайника. Приходят люди, постоят, посмотрят в окно, отдохнут и дальше. Вдруг является молодая мама… И на кой черт ребенка тащить в Эрмитаж? Ему еще рано, устал он. Сначала и так изгибался и эдак, капризничал и чего только не вытворял, а потом стал запускать руки за батарею парового отопления. Дети же наблюдательные. Ну, думаю, сейчас все испортит: вытащит контейнер, мамаша поднимет шум, сбегутся люди, и полтора месяца работы пошли прахом, а мне еще холку намылят: куда, мол, смотрел. Ничего другого не оставалось, как подойти, за-вести разговор. Между прочим заметил, что один мой друг, санитарный врач, недавно обследовал с комиссией помещения, где бывает много народу: метро, кинотеатры, музеи, — и, представьте, в самых неожиданных местах они обнаруживали болезнетворные микробы… Мама хвать чадо за руку, шлепнула его и потащила в туалет…
Григорий Павлович заметил:
— Болдырев мог колебаться неделю, ну — две. Раз больше месяца не шел, значит, решил не брать. Он же понимал, что за это время контейнер могут случайно обнаружить, и он не знал точно, что в нем заложено. А может, что-нибудь такое, что поможет найти его след? Письмо он наверняка уничтожил и скажет, что не получал.
4
По пустынным улицам большого европейского города брела девушка. Вспыхивали и гасли огни реклам, свет их с трагической ритмичностью отражался в больших ее, полных горя глазах. Обманутая, оскорбленная, поруганная, она брела без цели и без надежды. Вокруг текла жизнь бездушного, неустроенного, злого мира. В ней было все — и блеск балов, и роскошь вилл, и взвинченная истома ресторанов, не было только места вот для этого одинокого существа. Ее старенькое платье свисало лохмотьями, она попрыгала на одной ноге, надевая свалившуюся туфлю с дырой на подошве.
…Публика из зала выходила долго и медленно, толкая плечами друг друга, потянуло холодком улицы, запахом только что закуренных папирос.
Контролерша с жетоном на груди резко и привычно покрикивала:
— Товарищи, прошу в зале не курить! Товарищи, прошу в зале не курить!
А Сергей шел и думал: «Да. У них там все красиво. Даже нищета и несчастье у них красивы».
Парень в пальто с поднятым воротником, идущий впереди Сергея, посмотрел на товарища и заметил:
— Актриса-то какова!
— Первый класс! — многозначительно ответил товарищ.
Сзади чей-то мужской голос произнес:
— Великолепно сделан фильм. Просто великолепно.
— Это-то верно, но полная безысходность, аж жить не хочется.
Сергей рассеянно ловил обрывки разговоров и думал, что много ли они понимают, эти люди. Образы, прошедшие на экране, вновь возникали перед глазами. «У них даже нищета красива!»
Несчастную героиню фильма играла молодая красивая актриса. Платье с чужого плеча не висело мешком, уродуя фигуру, а ладно облегало стройное тело, подчеркивая его юность. Оно проносилось и истрепалось, но не в тех местах, где быстрей всего изнашивается одежда, в прорехах сверкало молодое тело. Свалившаяся рваная туфля обнажила маленькую, словно высеченную из мрамора, ступню.
Одни увидели в фильме трагедию современного западного мира, другие — превосходную игру актеров, третьи — мастерство режиссера и оператора, четвертые — просто красивую женщину. А Сергей Болдырев еще раз убедился, что там, за рубежом, даже несчастье и нищета — красивы.
Как он жалел, что не смог проникнуть на служебный просмотр новой кинокартины известного режиссера! У входа толпились парни и девушки, они заискивающе смотрели на деловито проходивших в здание.
«Вот она — новая каста, — со злобой подумал Сергей, — сами смотрят, другим не дают».
Двое опоздавших торопливо взбежали по ступеням, ища в кармане билеты, и дверь захлопнулась.
А Майкл (это Лешка Кувшинников) попал: у него связи. Потом он, захлебываясь, рассказывал, какая там изображена жизнь, любовь и прочее. Правда, опять показано, что они не видят в жизни выхода, цели, все надоело, что всем они пресыщены. Но ведь до пресыщения им было хорошо. По крайней мере, там, если ты имеешь способности и смог пробиться, — поживешь всласть, со всеми удовольствиями, и никто тебе ничего не скажет — были бы деньги. Ну, а если не сможешь? — пеняй на себя. Сам виноват: побеждает сильный…
Скоро Сергей закончит институт, и его пошлют по распределению черт знает куда — в тайгу, тундру или еще в какое-нибудь захолустье. Жить в палатке, в бараке, топать по грязи на работу…А где-то есть жизнь с роскошными «роллс-ройсами», виллами и свободной любовью, за которую ни перед кем не надо отвечать… Митчелл Кроуз рассказывал ему, что у них в США порядочный инженер может иметь и автомашину, и загородную виллу, и вообще многое себе разрешает…
Вместе с толпой Сергей брел по панели. Свет фонарей на улице ему казался тусклым, привычная надпись: «При пожаре звоните по телефону 01» раздражала.
Три девушки с высокими модными прическами о чем-то оживленно шептались. Увидев Сергея, они умолкли и с любопытством посмотрели на него. Он равнодушно прошел мимо, запустил руку в карман, нащупал мелочь. Как всегда, денег было мало, не больше рубля. Ну что ж, зайдет в кафе-мороженое, посидит, подумает. Вот оно — напротив.
На середине улицы Сергей вздрогнул от резкого милицейского свистка. Милиционер показал рукою на панель и не спеша направился к Сергею, стуча тяжелыми яловыми сапогами.
Вот и посидел в кафе. Милиционер выписал квитанцию и, подавая ее, сказал:
— В следующий раз постарайтесь соблюдать правила уличного движения.
— Штрафуют на каждом шагу, — раздраженно проворчал Сергей и побрел домой. С полтинником в кармане много не нагуляешь.
Поужинав, Сергей взглянул на часы, прошел в свою комнату и включил приемник. Долго настраивался на волну Би-Би-Си.
Часто о каких-нибудь готовящихся событиях они сообщают раньше наших радиостанций. Так создается впечатление оперативности и достоверности. Часто критикуют действия своих правительств, а потом начинают обсуждать порядки в нашей стране. Так создается впечатление объективности. Ну, а когда впечатление создано, можно сыпать в эфир что угодно.
Для того чтобы угробить статью, книгу или диссертацию, есть давно известный прием. Надо найти в ней явные ошибки, пускай самые мелкие, но бесспорные. Показать их ярко, убедительно, сосредоточить все внимание слушателей на них, потом мимоходом отметить положительные стороны и дать общее заключение — отрицательное. И люди поверят. А еще проще: надергать цитат. Фразу или абзац, вырванный из текста, можно истолковывать как угодно.
В прошлом году Майкл Кувшинников позвал Сергея на вечеринку к знакомому парню, окончившему институт. Он только что вернулся из Франции, был в Париже в командировке. Везет же людям!
Борис Самаров, так звали парня, оказался страстным поклонником джазовой музыки, привез много пластинок с новейшими песенками. Они непрерывно звучали в его комнате, парни и девушки танцевали, рассматривали пестрые журналы и рекламные проспекты автомобильных фирм. Борис был инженером по электрооборудованию автомобилей.
Сергею он не понравился. Высокий, плечистый, неуклюжий, он ходил по комнате в модном костюме с ярким галстуком и вместо серьезных вещей рассказывал смешные истории. Он, например, заявил, что прическа у битл-зов старомодна. В России это называлось «стричь под горшок». А публика бесится, подражает. Он прозвал Сергея Янки после первого же разговора, когда Сергей стал доказывать ему, как хороша жизнь в США. Но у Бориса было много интересных вещей, книг, журналов, и Сергей решил знакомства с ним не порывать.